Крепкий и надежный в привычном свитере, сексуальный со шлейфом дорогого парфюма и в идеальном костюме, мускулистый и с дизайнерской бородой — образ мужчины мечты у каждой женщины свой. Впрочем, внешняя привлекательность — отнюдь не залог счастья в межгендерных отношениях. Почему так складывается, и какие мужчины нравятся россиянкам больше всего — в комментарии директора «ВЦИОМ-Консалтинг» Алексея Верижникова.

«В 1990-е годы основным критерием привлекательности мужчины был размер его бумажника. Даже, скорее, барсетки, поскольку не всякий бумажник мог вместить приличествующую джентльмену „котлету“. В условиях сурового „социал-дарвинизма“ каких-либо иных требований к особям мужского пола социумом, как правило, не предъявлялось. В терминах голливудского кинематографа нужно было быть „выжившим“ — и не просто оставшимся в живых, а выбравшимся в сытый мир „котлет“.

К началу нулевых от закона джунглей и от копошения у самых оснований пирамиды Маслоу немного отошли — кто вверх, кто вбок. И от мужчин стали ждать „чего-то еще“. В публичном обиходе возникла импортированная (как и почти все) с Запада дискуссия о метросексуалах. Метросексуалы — это вовсе не те, кто прижимается в метро (последние проходят по разряду фроттеристов). Метросексуалами стали именовать следящих за собой мужчин: носящих элегантную брендовую одежду, поддерживающих себя в хорошей физической форме и не чуждых обращениям к косметологу.

Термин расшифровывался как „сексуальность в большом городе“ (от англ. metropolitan). Международной иконой метросексуальности в соответствующем дискурсе был назначен английский футболист Дэвид Бекхэм, а в качестве российского амбассадора чар метросексуальности идентифицировали тогда еще относительно молодого тележурналиста Леонида Парфенова[1]. Как и все импортируемые дискурсы, все свелось к образованию небольшой субкультуры прошедших тщательный груминг и страшно далеких от народа особей, а также сопутствующего пласта народного юмора — вроде тестов „как отличить метросексуала от гея“. Но во всем обычно бывает и свой happy by-product: если не повсеместно, то, по крайней мере, в корпоративном сегменте мужчины начали каждый день мыть голову и пользоваться дезодорантом.

За метросексуалами в жанре самого обаятельного и привлекательного последовали хипстеры, любящие ламповость и очки без диоптриев. А за хипстерами — ламберсексуалы. Последние любили не древесину в буквальном переводе, а отбарбершопленные бородки, клетчатые рубашки и крафтовое пиво. Являли они собой идеализированный образ то ли канадского, то ли шведского дровосека. Что представляет в реальной жизни канадский или шведский лесоруб и насколько он сексуален и куртуазен, сказать затруднительно. В связи же с общей границей с Финляндией мы больше знаем о финских. Те пьют вовсе не крафтовое пиво, а бутылку водки в один присест и, согласно анекдоту, в лесу говорят о бабах, а с бабами — о лесе.

Метросексуалы, хипстеры, ламберсексуалы — это игровое поведение с импортированными „оттуда“ модой и дискурсом. Выдающийся русский мыслитель Георгий Федотов (1886-1951) выделял в России два народа — „малый“, завороженный Европой и, как говорят теперь, ее „мягкой силой“, и „большой“ народ, ментально и в бытовом плане живущий в допетровской Руси. Играет-то „малый народ“, причем не только у нас. Например, в Республике Конго есть местные условные „стиляги“, объединенные в „Societe des Ambianceurs et des Personnes Elegantes“, что с французского можно перевести примерно как „Общество тусовщиков и элегантных персон“[2]. Колоритно гиперболизированные советские стиляги, изображенные в одноименном фильме Валерия Тодоровского, на их фоне показались бы серыми уточками. А все началось в колониальную эпоху, когда колонизаторы из соображений экономии расплачивались со своими слугами не деньгами, а ношеной одеждой с барского плеча. Последние же форсили перед неевропеизированными местными элегантными обносками предпоследней парижской коллекции.

А что-то же наш «большой народ» в смысле элегантной саморепрезентации „мужеска пола“ перед полом женским? В начале нулевых, когда „малый народ“ играл в метросексуальность, „большой народ“ постепенно расставался с „гопническими“ модами. Уходили в прошлое спортивные костюмы — сочетание спортивных штанов с кожаными куртками. Уходили, потому что прекратились массовые уличные драки и наиболее брутальные формы уличного гоп-стопа, а вышеуказанная светско-боевая экипировка была наиболее удобна именно для быстрых спонтанных переходов от лузгания семок к мордобою. Бывшие гопники переоделись в безликий casual в версии „пятьдесят оттенков серого“ и стали просто горожанами окраинных районов — рядовыми участниками малого бизнеса, ремонтно-сервисной сферы обслуживания или гаражной экономики.

Эти „пятьдесят оттенков серого“ у нас рационализируются немаркостью верхней одежды на фоне так себе климата. Но в Канаде климат практически один в один как у нас. А вот за немаркостью там почему-то не очень гонятся, предпочитая яркость одежды на фоне долгой зимы. По-пацански ровный, безликий casual достиг высшей точки своего эволюционного развития в самопрезентации так называемого скуфа[3]. Скуф с пивным животиком и бесформенной одеждой вообще не стремится нравиться. Ну, нет у него таких целей. Как говорится, ему самому вкусно — и точка! Скуфы, визуально заметные на улицах российских городов, скромно, но отчетливо манифестируют асексуальность: хотите — примите нас такими, какие мы есть, а хотите не принимайте — у нас есть пиво и компьютерные игры!

Другое визуально заметное на улице явление — метросексуальность обитательниц российских больших городов. Это бесконечное шоу элегантности. Философский вопрос: а зачем они друг другу — скуф и метросексуалка? Здесь „краш“, „клик“ и „мэтч“ еще менее возможны, чем между хрестоматийными пивнобоким дельфином и утонченной оземпиковой русалкой. Как результат, раздельное проживание полов и метросексуальные кошатницы, метросексуальные собачницы и метросексуальные матери-одиночки. По данным ЦБ РФ, доля домохозяйств, состоящих из одного человека, выросла с 25,7% в 2010 году до 41,8% в 2021 году, и такие домохозяйства впервые стали преобладающим типом среди населения трудоспособного возраста в российских городах[4].

В раздельное проживание полов свой весомый вклад вносит и стоимость квадратного метра. Развод на фоне ипотеки, которую можно вытянуть только из зарплат обоих супругов, — это кошмар современного человека. Поэтому скуфы-дельфины и метросексуалки-русалки предпочтут каждый по отдельности взять свою малогабаритку, чтобы и захеджировать потенциальные финансовые риски, и не испытывать свои эстетические чувства (или же их отсутствие) ежедневным созерцанием иного представления о прекрасном. Мужчины и женщины, живущие по отдельности в крошечных студиях и не особо стремящиеся друг к другу, — текущие реалии Гонконга, Японии и Южной Кореи. Путь в так называемый развитый мир может быть разным, и не всем обязательно ходить проторенными тропами. „Мне нравится, что вы больны не мной“, — это кастомизированная индивидуальная стратегия во вселенной дорогой недвижимости!».   

[1] Признан иноагентом.

[2] Как выглядят африканские модники и стиляги | Disgusting Men — Отвратительные мужики | Дзен (dzen.ru)

[3] В «актуальном молодежном дискурсе», помимо «скуфа», присутствуют еще «масик», «чечик», «тюбик» и «штрих». Но «скуф» — это больше про отношение к жизни и внешнюю саморепрезентацию, а остальные четыре типажа — про эмоциональные аспекты взаимоотношений между мужчинами и женщина. Более подробно: Кто такие чечик, масик, тюбик, штрих и скуф: значения онлайн-сленга и примеры типажей мужчин: Мемы: Интернет и СМИ: Lenta.ru

[4] Демография и сбережения: исследование на основе данных опроса российских домохозяйств | Банк России (cbr.ru)