Сериал «Слово пацана. Кровь на асфальте» очень понравился и скорее понравился 80% из числа посмотревших его. Большинство (54%) считают, что его не нужно запрещать. 17% придерживаются противоположной точки зрения. Сериал нужно рассматривать не с точки зрения оценочных суждений — «хорошо» или «плохо», — а в контексте исторически сложившегося «культурного кода».  О том, как на протяжении веков в нашей стране трансформировались коалиции, но сохранялись противостояния, – в комментарии Алексея Верижникова, директора «ВЦИОМ-Консалтинг».

В России всегда сосуществовали «параллельные миры», которые всем были известны, но не всегда попадали в «яркий свет софитов». Так, после Крещения Руси в 988 году где-то до XIV–XV веков в деревнях практиковалось «двоеверье», когда официальные христианские обряды сочетались с полузаконспирированными языческими. А такие отголоски язычества, как игрища на Ивана Купалу, сохранились вплоть до конца XIX века.

После реформ Петра Первого началось параллельное существование «двух Россий» — «России европеизированной бритой» и «Руси дореформенной бородатой». В «бородатую Русь», помимо крестьян и православных священников, входили купцы. Это были богатые люди, но их «представления о прекрасном» и особенности лайфстайла очень сильно отличались от поведенческих и ментальных паттернов европеизированного дворянства. Если бы не Лесков и Островский, интересовавшиеся жизнью русского купечества, мы бы гораздо меньше знали об этом совершенно отдельном жизненном укладе.

В СССР во время индустриализации происходила «смычка города и деревни». Бывшие деревенские жители массово переезжали в города, начинали работать на заводах и фабриках, переодевались в городскую одежду, но ментально горожанами не становились. Из «деревенского» в их головах было «держаться за своих» и «не доверять чужим». Их дети воспринимали логику «свои против чужих» буквально. Двор, квартал, микрорайон превращались в аналоги деревни. За деревенской околицей — чужие, враги. А на врагов для добывания славы нужно делать набеги. Или же отбивать набеги жителей «соседней деревни», переступивших символическую черту на асфальте.

Казанская история 1980-х — вариант гипертрофированный. В «лайтовом» варианте такое происходило по всей стране. Например, в Москве в 1970-е «зюзинские» дрались с «чертановскими» за невидимую межу, проходившую через Битцевский лесопарк. С каждой стороны собирались «на стрелке» в лесопарке человек по сто. Иногда это было «стоянием на Угре», когда стороны ограничивались выкрикиванием оскорблений и киданием друг в друга камней и комьев сухой глины. После чего, довольные собой, расходились, сочинив каждый свою версию победы. А иногда был вполне себе реальный массовый кулачный бой — стенка на стенку, деревня на деревню, «деревня Зюзино vs деревня Чертаново».

Экономики в этих борениях за «линию на асфальте» не было (если не считать отъем мелочи из карманов «чужих»), но формировались кланы под общим симоволическим названием «ребята с нашего двора». И когда началась перестройка с превращением России из экономики промышленных гигантов в «экономику ларьков и барахолок», «гаражную экономику», повзрослевшие «дворовые комбатанты», доверявшие друг другу и готовые стоять плечом к плечу против «чужих», образовали основные «ячейки» социума. Причем совершенно необязательно шли они в бандиты. В большинстве случаев это был просто тот или иной «малый бизнес», где во главе стоял бывший дворовый «главный авторитет» с наиболее крепкими кулаками и наибольшей дерзостью, а «персонал» составляла его бывшая «бригада» по подвигам «на районе». Эти персонажи намного больше походили на героев Островского и Лескова, чем на «хрестоматийного прогрессивного капиталиста», которого в 1990-е годы пыталось конструировать на своих страницах издательство «Коммерсант».

Есть сильно упрощенное представление, что позднесоветское и постсоветское общество было атомизированным. На самом деле его ткань состояла из мини-кланов, основанных на доверии исключительно к своим и обмане всех чужих. Поскольку «чужих» было значительно больше, чем своих, то уровень доверия в обществе был низким, а уровень обмана, махинаций и манипуляций — очень высоким («не обманешь — не продашь»). Капитализм хорошо развивается в условиях высокого доверия. Об этом Макс Вебер писал в своей «Протестантской этике». Но нам удалось конвертировать «азиатский способ производства» при социализме в «азиатский способ торговли» при своем автохтонном капитализме. А всякого рода «пацаны» и «ребята с нашего двора» вошли в фольклор и эпос, литературу, музыку и кинематограф. Вошли, можно сказать, в «культурный код». Ну, как вошли. Скорее — не выходили.