Здесь сходу возникают две проблемы. Первая проблема —  лингвистическая, проходящая по категории «трудности перевода». «Министерство счастья» — это калька с английского “Ministry of Happiness”. Но английское happiness не совсем тождественно российскому «счастью». В английском это слово больше говорит о благополучии и удовлетворенностью жизнью, а в русском — о сильных эмоциях, связанных с «особыми моментами жизни» (например, вступлением в брак по любви, рождением ребенка, поступлением в вуз «мечты» и т.п.). Если в России возникнет федеральное министерство, в названии которого будет фигурировать слово «счастье», то часть населения может считать это слово «в лоб» и ожидать от данного ведомства, условно говоря, «свадебных» по силе эмоций, которые оно, при всем желании, ему вряд ли предоставит.

Вторая проблема — это проблема экспертирования принимаемых законов на предмет выявления их потенциала на «осчастливливание» соотечественников. Существует ли методология, которая позволяет определить «объем генерации счастья» от законопроекта, проходящего слушания? Тем более что многие законопроекты «сухие» по названию и наполнению, со «счастьем» в той или иной версии интерпретации этого слова они напрямую не ассоциируются. К примеру, если речь, условно, идет о «Внесении изменений в Федеральный закон “Об аудиторской деятельности” и статью 18 “Федерального закона “О бухгалтерском учете”», как просчитать, а затем убедительно донести до населения, насколько это «осчастливит» рядовых граждан, не погруженных в тонкости аудита и бухучета?

Мировой опыт внедрения «министерств счастья» довольно ограничен. Он состоит из нескольких откровенных анекдотов и всего лишь двух «живых», но очень специфических кейсов. Анекдоты — это создание «министерства счастья» на национальном уровне в Венесуэле и на уровне отдельных штатов в Индии и Нигерии.

В Венесуэле министерство «добавило счастья» гражданам, введя дополнительный выходной имени бывшего президента Уго Чавеса, и более ничем в стране, страдающей от тотального дефицита абсолютно всего, не отличилось. В Индии «поход за счастьем в отдельно взятом регионе» закончился ордером на арест соответствующего регионального министра по обвинению в убийстве политического оппонента и последующим бегством от правосудия «главного регионального осчастливливателя» (несколько лет был в бегах, пока его не нашли и не отправили под следствие). А в Нигерии губернатор штата, широко известный населению назначением родственников на креативно изобретаемые им синекуры, назначил на вновь созданную позицию «министра счастья» родную сестру. Соответственно, население региона быстро поняло, о каком конкретно «счастье» и для кого именно в данном случае идет речь.

«Живые кейсы» — это «министерства счастья» Объединенных Арабских Эмиратов и Бутана. Но под них очень сложно подвести «общий знаменатель», так как одно из них занимается «счастьем» в богатой, благополучной и хорошо управляемой стране, а другое — это поиск «альтернативной формулы счастья» в полуизолированном от мира бедном маленьком гималайском королевстве.

Для ОАЭ это чистой воды коммуникационный проект. В исламской стране на министерскую должность назначили женщину, причем очень молодую для столь высокой позиции (на момент назначения «министру счастья» было всего 22 года). Соответственно, коммуницировалось равенство гендерных возможностей, «продвижение молодых» и «счастье для всех».

Если брать коренное население Эмиратов, обладающее правом гражданства (а таких всего порядка 20% от общего населения страны), то у тех со «счастьем» в смысле благополучия все достаточно неплохо. По данным Всемирного банка и Международного валютного фонда, по показателю ВВП на душу населения по паритету покупательной способности ОАЭ находится на восьмом месте в мире, то есть входит в первую десятку наиболее финансово благополучных стран. Для «коренных» при рождении ребенка от государства полагается участок земли для строительства дома и 60 тыс. долларов США «подъемных». Также за счет государства можно учиться в любом престижном университете мира. К этому стоит добавить эффективную по меркам арабского мира государственную бюрократию, а также вежливых и готовых прийти на помощь полицейских, не занимающихся, по устоявшейся арабской фольклорной традиции, мелким и крупным мздоимством.

Но это счастье «не для всех». Остальные 80% населения — трудовые мигранты-иностранцы. Значительная часть из них покидает обнесенные высоким забором общежития только на стройку и потом после работы едет прямиком назад «за забор». Таким образом, мигранты «по улицам не слоняются» и не раздражают «коренных» чужестранным говором, непарадным внешним видом и непривычными манерами, что вносит дополнительную лепту в концепт «счастья не для всех».

Новое министерство призвано (на словах) бороться за бо́льшую инклюзивность и более равномерное «распределение счастья» в стране, где кусочек оного должен достаться и женщинам, и мигрантам. А заявленная цель — переместиться в мировом рейтинге удовлетворенности жизнью из третьего десятка (хотя, казалось бы, чем «коренные» остаются недовольны?) в топ-5. Если в рейтинге удастся подняться на значимо более высокую позицию, то масштабный пиар-проект можно будет признать успешным. А «продвижение в рейтингах» — это, как известно, в значительной мере «дело техники».

Бутанское же «министерство счастья» проходит по категории «это другое». Это аграрная бедная страна, затерянная в Гималаях. Телевидением, сотовой связью и интернетом пользуется лишь незначительная часть населения. Правительство решило подойти к счастью «с другой стороны» и вместо измерения меркантильного ВВП (а в бедной стране в эту игру по определению не выиграешь) заняться измерением ВНС («валового национального счастья»). Поскольку большинство населения живет в деревнях в трудноступной гористой местности и, кроме сопоставимо бедных односельчан и медитативно-меланхоличных горных яков, никого не видит, соблазны этого мира в виде ТВ-рекламы, транслирующей «красивую жизнь» и генерирующей «фрустрацию недопотребления», их не особо захватывают. Ну, и, конечно, «вал национального счастья» стабильно и предсказуемо растет, грозя на каком-то этапе перерасти в «Девятый вал» Айвазовского.

Любопытно, что королевская семья Бутана отчасти управляет выработкой мировой повестки «альтернативных дефиниций счастья», являясь щедрым спонсором всякого рода многочисленных международных экосеминаров, где красной нитью проводится мысль, что главное в счастье — это не уровень экономического благосостояния, а состояние экологии и «гармония с природой». После чего в мировой рейтинг «наиболее счастливых стран» попадают страны вроде Гондураса, где крайняя бедность соседствует с зашкаливающим уровнем уличного насилия, но при этом «природа не испорчена промышленностью».

В мировой практике существуют и другие примеры «странных министерств». Так, в 1980-х в Израиле существовало (недолго) «министерство свободного времени». В Великобритании с 2018 года к функционалу министра спорта добавили зону ответственности «министра одиночества», согласно которой ему вменяется заботиться, помимо спортивных достижений, и о пожилых людях, не находящих себе достаточно общения. В Индии есть «министерство по делам коров», которое пытается решить неразрешимую задачу — с одной стороны, охранять национальный статус «священных животных», а с другой — минимизировать ущерб от их бродяче-попрошайнического образа жизни и загрязнения улиц навозом, а также содержимым перевернутых мусорных баков, в которых они энергично копаются в поисках чего-нибудь съедобного.

Перед тем как вставать в очередь «странных министерств», нужно разобраться с целеполаганием и ответить на вопрос «зачем?». Для начала нужно хорошенько разобраться с семантической составляющей, что же все-таки означает их “happiness” в переводе на «язык Пушкина и Достоевского». Поскольку означает оно что-то вроде благополучия, то, может быть, все-таки не стоит создавать новое «отдельно стоящее» министерство с размытыми полномочиями и слабо выполнимыми задачами, а стоит акцентировать в функционале уже существующего федерального Министерства труда и социальной защиты аспект психологического благополучия, которое в идеале должно идти рука об руку с материальным благополучием? Создание же на фоне нынешней геополитической ситуации «Министерства счастья» чревато появлением министерства-«мемогенератора», плодящего шутки и мемы, расходящиеся по интернет-пространству. Хотя веселый смех и заряд позитивных эмоций — тоже элемент счастья. С этим, конечно, не поспоришь.